Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe

толпу. Все это пришлось по вкусу сэру Виктору, который появился в костюме рингмейстера, в шляпе, с накладными усами и хлыстом.

Когда ситуация грозила выйти из-под контроля, ему понадобился авторитет последнего. Одна молодая женщина имела наглость явиться на вечеринку в костюме ("Симпатичная девушка, - отметил он в своем дневнике, - но не могу этого допустить"). Сильвия Ченселлор, жена главы агентства Reuters на Дальнем Востоке, и Джон Кесвик, директор Jardine's, пронесли на вечеринку в грузовом лифте живого осла. Животное принялось испражняться на пол в окружении танцующих.

"Уберите его отсюда", - вынужден был огрызнуться сэр Виктор на Кесвика, который был одет как Дон Кихот. Сильвия Ченселлор закончила вечер, заснув на танцполе.

Несмотря на такие проявления неуважения со стороны британских шанхайцев, сэр Виктор находил жизнь забавной и приятной. Его многочисленные предприятия процветали, а между обедами в Ассоциации королевских ВВС, ужинами в Шанхайском клубе и поздними вечерами в бальном зале "Маджестик" его танцевальная карта была настолько заполнена, что он решил нанять молодую женщину на полный рабочий день в качестве своего светского секретаря.

В последнее время сама жизнь превратилась в приключение. Слава Шанхая привлекала самых отъявленных негодяев, бродяг и скороспелых артистов. Возвращаясь из деловой поездки в Гонконг на борту парохода "Президент Грант", он был представлен Сунь Фо, сыну покойного Сунь Ятсена. Политик-националист, в настоящее время мэр Кантона, был угрюмым ничтожеством, но его грузный телохранитель оказался хорошей компанией. Моррис "Двустволка" Коэн, говоря на кокни-канакском языке, рассказал, как после того, как его поймали на краже карманных часов в неблагополучном районе лондонского Ист-Энда, он был отправлен в ссылку в канадские прерии. Там он выбил пистолет из рук бандита, пытавшегося ограбить китайский ресторан, который он часто посещал. Коэн объяснил, что одно привело к другому, и он был зачислен в тайное общество, поклявшееся свергнуть маньчжуров. В Китае он стал адъютантом доктора Суня, затем торговцем оружием, а затем стал первым иностранцем, получившим звание генерала в националистической армии. Для Коэна было вполне логично, что китайцы ладили с евреями: у них было много общего.

"Мы хорошие друзья, но чертовски плохие враги", - признался он сэру Виктору. "Мы не хотим неприятностей, но если кто-то к нам придирается, мы хотим быть в конце концов на вершине, и нам не важно, сколько на это уйдет времени".

Сэр Виктор проводил выходные в Eve's, охотничьем домике в тюдоровском стиле, построенном в западном пригороде Шанхая на земле, которую он приобрел у одного из партнеров Palmer & Turner, фирмы, построившей Cathay. ("Ева", как называли сэра Виктора в университете, была аббревиатурой его полного имени Эллис Виктор Элиас). Но чаще всего он спал в своем пентхаусе на одиннадцатом этаже с видом на Бунд.

Накануне, проходя через вестибюль отеля Cathay, он завязал разговор со стильной темноглазой женщиной, которая носила глубоко завитые волосы в коротком бобе, предпочитаемом в Америке. Ее звали Хелен Эсбери; она только что прилетела из Иокогамы и путешествовала вместе с сестрой. Впервые он обратил внимание на яркую пару брюнеток днем раньше, когда навестил салон Бернардины Шолд-Фритц.

Под заголовком "ФРИДАЙ - 12 апреля 1935 года" он написал:

"Встретил Микки Хана + Хелен Эсбери. Поужинали с Хелен в K. Suite.

Взял Микки из Пен-клуба и отвез их обоих на Ив".

Микки оказалась именно той женщиной, которую он ждал. Она была остроумной и современной, со сладострастной фигурой и веселыми, разочарованными манерами. Не помешало и то, что она была еврейкой - хотя, как и сэр Виктор, скорее по происхождению, чем по соблюдению религиозных обрядов. Всего за несколько минут разговора она выяснила, что у них есть еще кое-что общее: они оба лечили разбитые сердца.

С этого дня имя "Микки Хан" - быстро сокращенное до "Микки" - все чаще появлялось в дневниках сэра Виктора.

Эмили Хан родилась в разгар холодов в Сент-Луисе утром 14 января 1905 года. Она была седьмой из восьми детей. Из шести, переживших младенчество, все, кроме старшей Маннел, были девочками. Ее отец, Исаак, был сыном немецкого еврея, который умер молодым, изнуряя себя работой разносчика в сельской местности на Среднем Западе. Со временем Айзек стал вице-президентом бакалейной и химчистской фирмы в Миссури и зарабатывал достаточно хорошо, чтобы семья могла позволить себе нанять "девушку сверху" для няни детей и "девушку снизу" для приготовления пищи. Хороший рассказчик с эксгибиционистской жилкой, Айзек был также откровенным атеистом, чье представление о веселом семейном вечере заключалось в разборе отрывков из Библии на предмет логических несоответствий.

Мать Эмили, Ханна Шен, считала, что ее лишили образования из-за ее пола. Ее родители были консервативными евреями из Баварии, которые, хотя и настаивали на том, чтобы их старшая дочь оставалась дома, готовы были отправить своих сыновей в колледж. Ханна рано стала сторонницей равных прав для женщин. В юности она скандализировала окрестности, надевая блумерсы, чтобы проехать на велосипеде до офиса, где работала стенографисткой. С ранних лет девочки Ханн - Роуз, Дороти ("Дот"), Хелен, Эмили и самая младшая, Жозефина ("Дофин") - знали, что их мать будет бороться за то, чтобы помочь им реализовать свои амбиции. Ханна была в восторге, когда две ее младшие дочери надели в школу панталоны и были сфотографированы газетой St. Louis Post-Dispatch для иллюстрации статьи о "нескромных нарядах".

Семья Ханн была оживленной и культурной. В гостиной, наряду с толстым словарем на подставке, книжные полки были заставлены томами Гюго, Диккенса и Киплинга; гостей развлекали кудрявая Хелен на фортепиано, рыжеволосая Дот на скрипке, Маннел на кларнете и горластое пение Айзека. Эмили пришлось немало потрудиться, чтобы занять достойное место. Мать, уловив в ее лице ирландское озорство, дала ей прозвище Микки, в честь альтер-эго Финли Питера Данна, чикагского газетчика, который прославился тем, что писал на народном языке Старой страны. (Микки Дули был знаменит тем, что хорошая газета "утешает осужденных" и "амиктизирует комфортно"). Микки считала себя толстой, неуклюжей и нелюбимой. Так как ее отец явно был в восторге от Дот, а мать провозгласила Хелен семейной красавицей, Микки с ранних лет перестала бороться за внимание родителей.

"Меня угнетала толпа девушек", - напишет она в статье для New Yorker. "Если бы миру нужны были изящные, голубоглазые принцессы с кудряшками, ему пришлось бы целоваться с Хелен. У меня был Вебстер".

Она всегда вспоминала свое детство как идиллическое, а Сент-Луис своей юности считала особенным местом. В начале двадцатого века, когда он был четвертым по величине городом Соединенных Штатов, у жителей молодого мегаполиса были законные основания